Чемоданчик - Богданов Н.В.

После удачной облавы на волков в Мордовском заповеднике собрались мы у костра, к которому натащили туши убитых зверей. И все дивились необычайной величине и ужасной зубастой пасти одного убитого волка. Лобастый, как бык, лохматый, как медведь, был он страшен даже мёртвый.
Выстрел в упор двух стволов картечью не свалил его. Волчина грудью сшиб охотника и чуть не растерзал.
— Людоед! — поёживаясь, говорил потерпевший, егерь заповедника, одолевший волка в рукопашной схватке. — По всей хватке видно — людоед, прямо за горло меня норовил… Да промахнулся, шарф у него в зубах завяз. Шинель когтями, как ножами, разрезал.
Старая фронтовая шинель висела на охотнике клочьями.
— Ну, брат, натерпелся ты страху! — посочувствовали егерю товарищи по охоте. — Прямо как на войне.
— Почему как на войне? — встрепенулся старый фронтовик. — Разве на войне одни страхи? На войне с нашим братом всякое бывало. Иной раз в такое положение попадёшь — и самому смешно и другим потешно.
— Да ну, уж ты скажешь…
— А вот скажу!
Бывалого фронтовика только затронь. Вскоре забыт был страшный волк. Все уже слушали необыкновенную историю про войну. А сам рассказчик, посиживая на тёплой волчьей шкуре, оказавшейся удобной для сидения среди глубоких снегов, увлёкся больше всех.
— Штурмовали мы Кенигсберг, фашистскую крепость на славянской земле. Бой был такой, что снаряды сталкивались, осколок за осколок задевал. И всё-таки мы вперёд шли.
— Да как же вы шли?
— А вот так: где под домами — подвалами, а где в домах — в стенах ходы пробивали. И какие только форты — укрепления — брали! Тут и «Луиза», забетонированная от верха до низа. Тут и форт «Фердинанд», прямо впереди нас.
Тут и форт «Еж», голыми руками не возьмёшь. Пушки и пулемёты на все стороны иглами торчат…
Выходим так к центру города, в район Тиргартена, и вдруг видим: из дыма, из пламени обезьяны прямо на нас бегут и кричат пронзительно, как дети. Город весь горит. Из подвалов жаркий огонь пышет — подмётки жжёт. А они, бедненькие, босые. С крыш раскалённая черепица летит. Трамвайные провода на столбах висят. Коснутся лапками — обжигаются: всё от пожара раскалилось.
Стали солдаты обезьян ловить, в шинели кутать да в тыл отправлять. Всхлипывают обезьяны, прижимаются к нам, что твои сиротки.
Фашисты, отступая, хотели их перестрелять — из автоматов по клеткам… Но не всех удалось, выскочили.
И не успели мы это чудо освоить — появляется другое. Из железных ворот лезет на нас танк не танк, самоходная пушка не пушка, а что-то громадное. Пыхтит, как мотор. Голова поворачивается, как танковая башня. А глазки сверкают узкие, как смотровые щели.
«Вот я его противотанковой!» Один солдатик за гранату схватился. А сержант, который этой группой командовал, говорит: «Отставить! Это бегемот — зверь ценный, зоологический…»
Ну, тут все солдаты поняли, что за чудо, и стали смеяться. А пули свищут и осколки летят. Бой не кончился.
Сержант, увидев на воротах надпись — «Тиргартен», сейчас же по радио в штаб доложил:
«Так и так, с боем вышли в намеченный район. И, между прочим, нами захвачен бегемот».
И только он это сказал, тут же по радио получает приказ: «Назначаетесь комендантом!»
Есть на войне правило такое: какой командир форт или город первым захватил, тот и комендант.
Ну какой же форт или город — тут животное, бегемот…
Не успел разъяснить это сержант начальству, как ударило осколками по рации — так связь и кончилась.
Поправил он каску, встряхнул головой:
«Вот тебе раз, напросился на должность».
Но приказ есть приказ — надо выполнять.
Штурмовая группа дальше пошла, а он передал команду своему помощнику — и к бегемоту.
«А ну, говорит, трофей, слушать мою команду! На место! В клетку! С четырёх ног шагом арш!»
Зверь не слушается.
Солдат-то знает, что он комендант, а бегемот-то не знает. Стоит и горячо попыхивает на него из ноздрей, а сам ни с места.
Вокруг снаряды рвутся — того и другого убить могут.
Что делать? Мимо шли танки. Сержант постучал в броню, умолил командира развернуться и машиной этот живой танк попятить. Так и сделали. Подтолкнули бегемота к его вольере, прямо к бассейну с водой. В этой ванне целее будет.
А тут, на счастье, вскоре и бой кончился, фашисты белый флаг выкинули.
Всем войскам отдых, ликование, а на коменданта — самые заботы. От всех страхов заболел бегемот. Не пьёт, не ест, головы не поднимает. Что делать? Вызвал сержант ветеринарного врача. Увидел тот пациента и как вскрикнет:
«Это что за шутки? Я лечу боевых коней… А меня к чудовищу привели!»
Ну, потом обошёлся. Осмотрел внимательно. Много дыр от пуль нашёл. Фашистские автоматчики бегемота застрелить хотели, зло на нём вымещали…
«Ничего, — сказал ветеринар, — пули у него в мясе застряли, они салом затянутся. Самое опасное — явление шока. На почве нервных потрясений теряется интерес к жизни и раненый может умереть. Надо у него вызвать аппетит…»
И тут же выписал бегемоту рецепт — «спиритус вини».
Как вылили ему в рот солдатский котелок этого лекарства, так он минут пять чихал, до слёз. А потом вдруг развеселился. По клетке бегает, как поросёночек хрюкает. На свёклу навалился — целую груду съел. Бочонок квашеной капусты — на закуску. Солёных помидоров — туда же…
Объелся наш бегемот. Лежит в клетке, а живот горой дует. На весь парк охает, бедняга. Народ вокруг собрался. Солдаты тыловых частей. Шофёры, что у грузовиков баллоны чинили. Военные прачки, которые для стирки госпитального белья тут же в парке котлы кипятили.
«Это что же за безобразие? Чего комендант смотрит? Где «скорая помощь»?..»
Всем бегемота жалко.
Опять комендант несчастный к ветеринару бежит.
«А-а, комендант бегемота?.. Обкормили? Трофей объелся?.. Овощами? Ничего, овощи — пища лёгкая… Грелочку на живот, грелочку!»
Доктору легко сказать — грелочку! А где взять такую? Для бегемотов грелки ещё не поделаны. Вот беда — предписание врача есть, а средств для его выполнения нет! В бою сержант не терялся, а здесь, что делать, не знает, голова кругом.
Советуется с военным народом, что собрался у клетки. А шофёры и говорят:
«Вот невидаль — грелка! Взял баллон из-под задних скатов грузовика, налил кипятком — вот тебе и грелка! Да ещё какая!»
И прачки добавляют:
«У нас кипяток готовый… Не жалко! Заправим грелку!»
Налили кипятку в два баллона. Подкатили бегемоту к животу, приставили.
Ну, точь-в-точь пришлось. Понравилось ему тепло. Живот успокоился. И захрапел бегемот, как богатырь.
Много ещё было с ним происшествий. Некоторые пули пришлось всё же ветеринару извлекать. От заражения крови пенициллином спасать. Выходили зверя…
И так полюбил бегемот своего коменданта, что часу не мог в разлуке прожить. Пить-есть не будет, если сержанта нет. Спит, а сам одним глазом посматривает — здесь ли он. Ну, и комендант к нему всей душой.
И вот устроился однажды сержант вздремнуть под деревом, рядом с клеткой. Бегемот за решёткой, а сержант неподалёку, под деревом. Спит и видит страшный сон. Будто в блиндаж ударил снаряд. Крыша рухнула, и его брёвнами и землёй придавило. Ни вздохнуть, ни охнуть. Смерть пришла…
И уже слышит, как женщины над ним причитают, как над покойником.
«Что такое? — думает. — Если я умер, как же я могу слышать? Что это за крики?»
«Спасите! Помогите! Бегемот коменданта жуёт!..»
Во-первых, бегемот — не телёнок; во-вторых, человек — не бельё, чтобы его жевать!
Приоткрыл глаза сержант потихоньку и сообразил, в чём дело. Это его дружок бегемот о нём соскучился, вылез из своей клетки — дверь-то у неё, повреждённая снарядом, плохо запиралась. Подошёл да и прилёг с ним рядом. Разнежился и заснул. И для полного удовольствия головёнку свою ему на грудь и положил… А в ней пудов пять весу! Вот тут сержанту и приснилось, будто его в блиндаже придавило.
И опять солдатская смекалка выручила: прибежали шофёры с домкратами, подставили домкраты бегемоту под челюсти. Осторожно покрутили и приподняли его морду, как передок автомобиля.
Сержант потихоньку вылез, а бегемот даже не проснулся.
Пожурил он его потом: «Так, мол, нельзя со мной нежничать: ты зверь, а я человек, ты большой, а я маленький. Могу сломаться, как игрушка. Будешь плакать, да не исправишь…»
Много ещё было у него хлопот и приключений. Но самая-то беда — в конце войны.
Едут солдаты и командиры по домам с победой. Заезжают отдохнуть в Кенигсберг, заходят погулять в зоопарк, видят своего знакомого сержанта и смеются.
«Вот, говорят, попал фронтовик в историю! Как же ты теперь вернёшься домой? Чего про войну-то рассказывать будешь? Иные побывали комендантами крепостей, другие — городов. А ты был комендантом… бегемота! Ребятишки засмеют!»
Смущается сержант: «Радист всему делу виноват. Наверное, тогда, в горячие дни, перепутал и доложил начальству: захвачен, мол, форт «Бегемот». У фашистов ведь всё зверское: танк «тигр», самоходная пушка «пантера»… Не мудрено запутаться!
«Радисту война всё спишет, а тебе каково…»
Долго так потешались, пока не вышел приказ начальника гарнизона наградить сержанта за сохранение ценного трофея именными часами.
Так закончил свой рассказ охотник в разодранной волком шинели.
— Вышел, значит, из положения сержант! — улыбнулись слушатели.
— Кто же это был? Не твой земляк? Похожий на тебя — и храбрый, и шутник…
Егерь ничего на это не ответил.
— Что-то подводы долго задержались, — сказал он, закурив. — Давно бы им приехать время. Снега, что ли, глубоки?
И достал из кармана именные часы. Тут все так и покатились со смеху:
— Так это же ты сам был! Ох и шутник ты, Мурашов!
— Какой же я шутник? Это война шутки шутит. Я ведь и потом от этого всё отделаться не мог. После войны всё о бегемоте скучал. Навещать его ездил.
— Это куда же, за тридевять земель?
— Нет, зачем же, недалеко… в Москву. За моим дружком отдельный вагон прислали и в Зоопарк его с почётом доставили. Там и живёт. И зовут его Гансом.
— Ну и что ж, узнал он своего коменданта?
— Какое там! Вхожу я в клетку, так он на меня как зафыркал, затопал, словно бюрократ какой-нибудь. Вот, думаю, заважничал… Как же — его в Москву в отдельном вагоне привезли. Квартиру с ванной дали. За деньги показывают. Прославился! Где уж тут фронтовых друзей помнить.
— Ишь какой… Обиделся ты?
— Нет, зачем же? Обижаться тут не на что… Дело в том, что семья у него появилась после войны: бегемотиха и маленький бегемотик, на центнер живого весу. И как раз спал в это время малютка, когда мы вошли. Вот папаша-бегемот и запротестовал. Потом-то признал всё-таки. Ничего, репу из моих рук взял… А забавный у него сынишка — квадратный, толстый, весь в отца, и всё в бассейне купается… Издалека подумаешь: кожаный чемодан в воде плавает!
— И как же этого малыша зовут?
— Чемоданчик!
Вот и весь сказ, услышанный на охоте в мордовском лесу от смелого и умелого охотника, сразившего самого страшного и свирепого волка.