Золотой ключик - Братья Гримм

В некотором царстве, в некотором государстве жил да был бедный лесник. Жена его родила ему дочку и умерла. Беда пришла леснику: целый день надо ему по лесу ходить, свою службу править, а девочка дома всё одна да одна: ни покормить, ни перепеленать ее некому. Раз идет он лесом, зашел в самую его чащу, в такую глушь, где и ему, – он ли в лесу, кажется, каждый кустик не знает, – отродясь бывать не приходилось. Остановился лесник, огляделся и думает: «Эх, хоть бы мне здесь мою голову сложить, хоть бы медведь меня замял или лось убил, только бы мне не думать об мученьях моей девочки, домой не ворочаться, да не смотреть, как дочка моя без матери день-ото-дня чахнет, как былиночка».
Только он это подумал, глядь, – а перед ним, точно земли не касаясь, в белом, прозрачном не то облачке, не то тумане, стоит высокая, красивая женщина с тихим и кротким лицом и с венцом из звезд вокруг головы. Смотрит на нее лесник, а она ему и говорит: «Я владычица здешней стороны, волшебница Светлана. Знаю я, человек, твое горе, знаю, о чем ты сейчас думал. Отчаиваться – грех тяжкий. Принеси завтра сюда твою девочку: я ее воспитаю и великое счастье ей дам!» Сказала, и исчезла в светлом облаке, будто растаяла. Вернулся лесник домой, а на другое утро завернул дочку во что мог, принес на то самое место в лес, и отдал с рук на руки волшебнице-Светлане.
И жила лесникова дочка в хрустальных чертогах волшебницы, росла и хорошела день ото дня, и к четырнадцати годам стала такой красавицей, что само солнышко ясное её красоте завидовало.
Вот раз в это самое время призвала девушку волшебница перед свои светлые очи, и говорит ей: «Передаю тебе ключи от всего моего дворца, ходи везде, где хочешь, только не отпирай той комнаты, от которой вот этот маленький золотой ключик. Я пойду к людям: с заботами о тебе я много людского горя не утешенным оставила. Слышу плач на моей земле и много слез вижу.»
Осталась девушка одна во всем дворце Светланы: весело ей самой хозяйкой быть. Стала она ходить по дворцу: все комнаты отпирала, любовалась на все чудные сокровища, что и них хранились, и дошла, наконец, до золотой двери, к которой приходился запретный ключик. В первый раз прошла она мимо двери, не коснувшись её, во второй раз уже нарочно к ней подошла, а в третий не утерпела: «Хоть взгляну только, что в этой комнате, – подумала, – ведь всё равно Светлана не узнает,» – и отперла дверь золотым ключиком.
Чудный серебристый свет брызнул в отворенную дверь, неземным ароматом повеяло из неё на девушку, и видит она: в том, что она за комнату считала, нет ни стен, ни пола, ни потолка, а сквозь серебристый свет бьет кверху сноп золотого пламени и в вершине этого снопа из огненных лучей складываются слова: Огонь бессмертия. Не по силам было девушке глядеть телесными очами на то пламя, из которого родятся людские души бессмертные, захлопнула она дверь, быстро ушла от неё в свою комнату и тихо, задумавшись, просидела там до самого возвращения Светланы.
Грустная вернулась домой волшебница, – много неутешного горя и греха видела она среди людей. Невесело встретила ее и девушка: сжималось её сердечко предчувствием беды неминучей, и тяжко корила ее совесть. Взглянула Светлана ей в глаза, – а она не может и поднять их от полу. – «Посмотри на меня! – говорит ей волшебница, – вижу: не исполнила ты моего завета, зло уже вкралось в твое, до сих пор чистое сердце. Покайся, еще не поздно: отворяла ведь ты запретную дверь?» Но грех, как беда, не приходит один: непременно и другом за собою ведет, и потому девушка не покаялась: «Нет, – говорит, – знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Не отпирала я двери этим ключиком.» Трижды спрашивала ее Светлана, и трижды отперлась девушка. «Если так, – говорит ей волшебница, – не место тебе здесь: иди к людям, изведай их счастья и горя. А за то, что язык твой осквернился ложью предо мною, – пусть будет он нем пред людьми.» И девушка онемела в тот же миг.
Свела ее Светлана на то самое место, откуда взяла к себе четырнадцать лет назад, и покинула одну в дремучем лесу. Вокруг поляны, где осталась девушка, по воле волшебницы вырос густой, как стена высокий терновник, так что ни ей выйти, ни к ней пробраться было невозможно. Но за то кругом – то наступала зима лютая, то приходило лето жаркое, а на поляне, где жила девушка, вечно была теплая весна, цвели чудные цветы, а ветви деревьев гнулись под тяжестью спелых плодов. Прошло два года, наступил и третий, а девушка всё жила одна-одинешенька на той дивной поляне, ела вечно-зрелые плоды и пила ключевую воду, а вместо одежды служили ей её волосы, густой золотистой волной падавшие до самых её ног.
Раз молодой король той страны охотился со своими придворными в лесу вблизи того места, где жила девушка, и показалось ему, что олень, которого они гнали, забился в густой терновник. Вынул король свой меч и стал врубаться в терновые кусты. Долго он рубил их, весь оборвался и исцарапался об колючки и, наконец, выбрался на широкую, светлую поляну, а посреди той поляны увидал дивной красоты девушку, одетую только золотистыми волосами. Смотрит король, не может её красотой налюбоваться, и спрашивает ее: «Откуда ты, красавица, как ты сюда попала?» А она молчит, да жалобно на него смотрит. Взял ее король за руку, прикрыл своим плащом и вывел к своим охотникам. Потом посадил ее на коня перед собою, привез в свой замок и женился на ней, потому что заполонила она его сердце своею красотой.
Живет король со своей немой красавицей-королевой в любви и душевном согласии; только невзлюбила молодую королеву одна красивая княжна, потому что она сама надеялась выйти замуж за молодого короля.
Прошел год, и родился у королевы сынок. Лежит раз ночью королева в своей спальне и кормит грудью сыночка; вдруг осветилась вся комната неведомым светом, – и стоит перед королевою волшебница-Светлана. Стоит, смотрит на нее и говорит: «Покайся, женщина, умягчи сердце свое. Покайся: была ли ты в запретной комнате?» Не созналась и тут королева Светлане, – покачала головой, что «нет, не была!» Тогда волшебница взяла сыночка от груди королевы, завернула его в свою одежду и исчезла вместе с ним. На другое утро, когда новорожденного не оказалось при королеве, муж её чуть с ума не сошел с горя, но она не смела и не могла ничего ему сказать. А княжна ночью потихоньку забралась в спальню королевы, – потому что была она при королеве фрейлиной, – вымазала ей, спящей, губы кровью и привела к ней её мужа, короля: «Вот, – говорит, – государь, не ведьму ли людоедку вы замуж взяли? Отчего у неё губы в крови? Ведь это она ночью, должно быть, своего сыночка ест!» Но не поверил этому король.
Через год опять дал Бог сынка королеве, и опять являлась к ней волшебница-Светлана, опять не созналась ей королева в грехе, – и этого сынка взяла от неё волшебница. Злая княжна и тут не пропустила случая и королю и всем рассказать, что королева – ведьма и людоедка, ест своих детей. Но опять не поверил ей король, хотя уже многие стали его остерегать от жены и советовали осудить ее на смерть.
На третий год родилась у королевы дочка, которую тоже унесла с собою волшебница-Светлана. Тут уж король не мог не поверить тому, что все в один голос говорили. В страшном горе по детям и в гневе на жену приказал он судить ее. Княжна взяла тяжкий грех на душу и свидетельствовала, будто сама видела, как королева задушила и съела свою дочку. И осудили королеву, как ведьму, к сожжению живою на костре.
Пришел день казни. Вывели королеву на площадь, поставили на костер, привязали к столбу, обложили хворостом и зажгли его. Когда огонь стал уже касаться ног королевы, – она вспомнила свое упорство, горько заплакала и проговорила громким голосом: «Светлана, Светлана! Прости меня, если можешь! Не исполнила я твоего завета, не послушалась тебя, и вот, из-за своего нераскаянья погибаю!» Только вымолвила это королева, вдруг хлынул проливной дождь и мигом затушил костер, а из грозовой тучи сошла к костру сама Светлана со всеми тремя детками королевы и сказала: «Никогда не поздно раскаяться! Вот тебе твои дети, живи с ними и с мужем счастливо многие лета!» – и исчезла. Бросился к жене и детям король, обнял их – и не было конца их радостям. А злую княжну изгнали вон из королевства.