Балтийский «Варяг» - Бадеев Н.А.

Однажды я встретил в зале музея рослого капитан-лейтенанта.
Он задумчиво рассматривал материалы о подводной лодке «Щ-408».
Где же я видел это открытое лицо, этот внимательный прищур глаз?
Осенью 1961 года позвонили из горсовета: сказали, что есть намерение назвать новую улицу в Кировском районе именем моряка, погибшего в боях за город Ленина. И предложили узнать мнение ветеранов минувшей войны: чьим именем назвать?
В тот же день в музее собрались убеленные сединами участники боев на Балтике – подводники, катерники, морские пехотинцы, летчики.
Обсудили несколько кандидатур, потом постановили: просить Ленинградский горсовет присвоить новой улице имя капитан-лейтенанта Павла Семеновича Кузьмина.
Прошло немного времени, и на фасадах многоэтажных жилых домов, школ, детских садов, построенных на южном берегу Финского залива, появились таблички: «Улица подводника Кузьмина».
Рождение новой улицы в музее почувствовали сразу. Кто был Кузьмин? Откуда родом? Где учился и работал до военной службы? Какой подвиг он совершил? Эти вопросы задавали многие посетители, а с улицы Кузьмина в музей приходили семьями, классами, пионерскими отрядами.
Мы решили подготовить стенд, посвященный герою-подводнику. Но откровенно сказать, мы мало знали о довоенном Кузьмине.
– У Павла Семеновича была жена и сын, – оказал кто-то. – Они как будто бы здесь, в Ленинграде.
С помощью старых моряков мы нашли адрес Кузьминых. В старинном доме на улице Рубинштейна нас встретила Мария Оскаровна.
– Еще немного, и не застали бы нас, – сказала она. – Переезжаем в новый дом на улице Кузьмина.
В комнату вошел молодой человек, представился: Валерий Кузьмин, сын Павла Семеновича.
Рассказать о юности мужа? Мария Оскаровна задумалась. Самая обычная... Родился на Северном Кавказе, в школе стал пионером, потом комсомольцем. Окончив десятилетку, работал машинистом на электростанции в городе Орджоникидзе. Как видите, ничего особенного... Правда, там, в Орджоникидзе, Паша уже показал, что он человек не робкого десятка. Сам-то не рассказывал, я уж после от его друзей узнала...
Случилось так, что на электростанции вышла из строя топка котла, предприятиям города грозила остановка. И тогда Павел Кузьмин надел асбестовый костюм, густо намазал лицо вазелином и полез в пышущую жаром «преисподнюю». Обжигая легкие раскаленным воздухом, он работал там до тех пор, пока не исправил повреждение.
Об остальном мы знали. Кузьмин обратился в обком комсомола с просьбой о путевке в военно-морское училище. Окончив его, плавал на балтийских кораблях. В начале Великой Отечественной войны Павла Кузьмина назначили командиром подводной лодки «Щ-408».
– Ну, а ты, Валерий, какой курс в жизнь возьмешь?
Он не раздумывал ни минуты:
– Хотелось бы подводником...
Заговорили о музейном стенде. Передать в музей вещи мужа? Мария Оскаровна развела руками: лодка была для Павла Семеновича родным домом, а то, что было на берегу, погибло в годы блокады.
– Осталась одна реликвия – медаль «За оборону Ленинграда». Павел получил ее перед последним походом, весной 1943 года. Ему тогда было двадцать девять лет...
Корабли умирают по-разному. Одни в жестоком бою, другие на судо-разделочной базе.
«Щ-408» погибла от удушья. Несколько суток висела над ней восьмерка фашистских сторожевиков. В лодке нечем было дышать, концентрация углекислоты достигла предела. Моряки едва передвигались, жадно хватая ртом остатки воздуха. В отсеках было сумрачно, лампочки мерцали тусклым красноватым светом. Аккумуляторы так «сели», что нельзя было запустить помпу, трюмы наполнялись водой...
Вот уже две недели, как «Щ-408» покинула кронштадтскую гавань. Опасности подстерегали ежечасно: лодку обстреливали вражеские береговые батареи, бомбили самолеты и корабли.
Перед походом Кузьмина предупредили: фашисты поставили в Финском заливе более десяти тысяч мин. Напуганные большими потерями, понесенными от советских подводных лодок в минувшем году – сорок с липшим транспортов лежали на дне Балтики, – они перебросили в залив полторы сотни дозорных кораблей.
Но то, с чем встретился экипаж, превзошло все ожидания. Гитлеровцы перегородили Финский залив двумя рядами тяжелых стальных сетей, опущенных до самого дна. На поверхности воды их держало мно¬жество металлических бочек, поставленных на якоря. У этих «заборов» день и ночь дежурили сторожевики с полным запасом глубинных бомб.
И все-таки лодка, прижимаясь ко дну, шла вперед. О ее борта скрежетали минрепы, где-то высоко, у поверхности воды, рвались мины.
Как обнаружили лодку фашисты? После войны в наши руки попали трофейные документы: оказывается, «Щ-408» заметил гидросамолет по масляному следу. Вероятно, от близкого разрыва мины дала течь топливная цистерна, и за кораблем увязался масляный шлейф. Тогда-то я накинулась на нее эта проклятая восьмерка.
Утром 22 мая 1943 года, когда над морем висела туманная дымка, лодка на минуту всплыла, и радист быстро отстукал в штаб флота депешу: «Противник непрерывно бомбит, не дает возможности всплыть для зарядки. Прошу оказать помощь авиацией».
Заметив лодку, фашистские корабли бросились к ней, стреляя из орудий и пулеметов. «Щ-408» легла на дно. Началась бомбежка. Взрыв¬ные волны приподнимали и с силой ударяли лодку о камни.
А моряки задыхались, некоторые теряли сознание. Неужели конец? Погибнуть от удушья... Нет, лучше всплыть и дать последний, решительный бой, погибнуть, но нанести врагу урон.
Корабли кружили над лодкой, сбрасывая бомбы. Потом стопорили машины, ожидая ее всплытия. И снова бомбили.
Вдруг к глухим раскатистым взрывам «глубинок» прибавились час¬тые выстрелы орудий, резкие взрывы авиабомб. Наша авиация! Пора...
– К всплытию! – раздался голос Кузьмина. – Комендоры, к бою!
Стрелка глубиномера показала двадцать, десять, пять метров... Кузьмин рывком приподнял крышку люка, в глаза брызнуло солнце, голова закружилась от свежего воздуха.
Гитлеровцы прекратили стрельбу: наконец-то русские сдаются. Сторожевики бросились к лодке, каждый стремился подойти к ней первым – поднять флаг со свастикой.
А на палубу лодки выскочили комендоры. Они молниеносно развернули пушки в сторону ближайшего катера.
– Огонь! – скомандовал Кузьмин.
Раздались выстрелы, и тотчас же море потряс сильный взрыв: снаряд попал в глубинные бомбы, лежавшие на корме сторожевика. Корабль разнесло в щепки.
Фашисты растерялись. Но вот и они открыли огонь.
На лодке было две пушки, у врага – двадцать восемь. И еще четырнадцать пулеметов. Но первый успех окрылил моряков. Даешь, балтийцы!
Заработали дизели, «Щ-408» пошла. На маленьком флагштоке трепетало бело-голубое полотнище.
Вокруг лодки рвались снаряды, падали сраженные комендоры, на их место вставали другие.
Воздух дрожал от гула моторов и выстрелов. Советские самолеты снижались чуть не до палуб вражеских кораблей – и бомбили, бомбили... Два сторожевика запылали.
Лодка, маневрируя, продолжала бой. Комендорам удалось поразить еще один корабль. Накренившись, он быстро погружался.
Но и «Щ-408» получила много прямых попаданий. Рубка и надстройки были искорежены, корпус пробит, внутрь врывалась вода. По палубе прокатывались волны, но комендоры стреляли до тех пор, пока лодка с развевающимся флагом не ушла под воду.
Как стало известно после войны, фашистские гидроакустики двое суток слышали звуки ударов: экипаж «Щ-408» заделывал пробоины, боролся за жизнь корабля.
И все это время лодку бомбили. Гитлеровцы надеялись, что она всплывет, запросит пощады.
Подводники не сдались, они погибли.
«Щ-408» назвали балтийским «Варягом».
– Не узнаете? – улыбнулся капитан-лейтенант, подойдя ко мне. – Валерий, сын Павла Семёновича. Подводник Кузьмин с улицы подводника Кузьмина.